Рекомендую интересующимся старым Иерусалимом. Храм и дорога к храму.
Сергей Бартенев. Поездка на Восток (Выдержки из писем). Русское обозрение, № 12. 1895.
Во время крымской войны султан, глава ислама, велел пускать в Haram-Ech-Cherif союзников своих, французов и англичан. С тех пор открылся доступ туда и для всех христиан. Но он все-таки сопряжен с затруднениями. Пропуск можно достать лишь через консула. За него приходится заплатить пять рублей, исключая многочисленных бакшишей, которые приходится сыпать в жадные ладони мулл и софт, процветающих на благословенной площадке Haram'а. Кроме того туристов должен непременно сопровождать турецкий солдат, а ведь и он кушать хочет. Благодаря знакомству с m-me Baudouy, муж которой занимает важную должность на турецкой службе, я был избавлен от каких-либо хлопот и забот. Как желанные гости отправились мы осматривать красу Иерусалима, мечеть калифа Омара.
По улицам, искривленным, спускающимся под гору, ползущим в гору, лепящимся по скатам, полным шумливым, суетливым многоязычным народом, шли мы, приближаясь к горе Мориа. Мечети Омара не было видно. Только на немногих местах с улиц Иерусалима открывается вид в даль, обыкновенно мешают дома, сдавившие улицу, и постоянные повороты, арки, выступы. Иерусалим положительно имеет вид средневекового города, да еще под азиатским соусом. Последнее относится и к характеру архитектуры и может быть понято в прямом смысле — местами улицы завалены гниющими отбросами, политы грязью и помоями. Шум и сутолока возрастает по мере приближения к храму Воскресения, центрального места, к которому со всех сторон примкнули базары, и затихаете, когда подходишь к входу на гору Мориа. Тут тихий омут, затон, куда лишь изредка достигают всплески взбаламученной стихии. Лишь только мы очутились в этом тихом месте, как к нам явился провожатый улем и мы тронулись вперед по длинному сводчатому тоннелю. Тоннель этот завален почти до верху навозом; в этом навозе, накопившемся вероятно со времен разрушения храма, прорублен по средине проход, и вы двигаетесь но нему, сдавленные с обеих сторон этим веществом. Таков ход к месту, столько веков почитаемому. Понятия бывают разные. То, что в Европе считается глубочайшим свинством и признаком неуважения, на востоке в порядке вещей и никого смущать не будет. Мусульмане истинно чтут это место, тщательно его охраняют от нескромного глаза и от нечистой ноги.
Миновав этот длинный ход, мы вышли на простор. Редко, где простор может так очаровать, как, когда входить на площадь горы Мориа, после закоулков Иерусалима. Ровная площадь вся вымощена мраморными плитами, и пространство ее необыкновенно обширно. Посредине блестите изразцами мечеть Омара, в западном углу мечеть Ель-Акса, на юг и восток видны обломки колонн, развалины древних зданий, множество отдельных маленьких строений, водоемов, фонтанов, минаретов, лесенок, павильонов. Там и сам деревья, выросшие где попало, случайно, и тем довершающие живописный беспорядок. Площадь выровнена и окружена стенами еще Соломоном, с юго-западной стороны расширена посредством системы арок и сводов, поставленных этажами по склону горы. Это громадное сооружение Соломона в полной целости и до сих пор. Подземные своды, галлереи — носят теперь название Соломоновых конюшен. Эта часть горы — самая неприступная. С других сторон площадь ограничена естественными склонами. Здесь гора искусственная и обрывается стеной вниз до самого дна оврага.
Очарованные светом, простором, чистотой блестящей поверхности, мы подымались по боковым гладким склонам. К нам присоединились другие софты и торжественно вели к мечети, в дверях которой нас встретил главный имам, предупрежденный раньше. Мы не спешили взойти. Трудно было оторвать глаза от изразцов мечети, покрывших всю верхнюю половину наружных стен. Само здание имеет форму восьмиугольного ящика, на который посредине поставлен большой купол. В архитектурном отношении она не представляете ничего особенная, но изразцы дают всему зданию вид чрезвычайно нарядный и блестящий. Привязав на ноги неуклюжие туфли бабуши, мы последовали за имамом внутрь мечети. Сам имам был очень занятен. Серая от пробивающейся седины и висящая клоками борода, уши непомерной величины, торчащие в сторону, как у насторожившегося зверя, придавали ему вид возбужденной плутоватости. Он стал ревностно показывать нам все редкости. Я залюбовался орнаментом купола и богатою отделкой, щедро изукрасившею все уголки мечети, но имам говорил с такою наставительностью и укреплял свои сообщения такими убедительными жестами, смотря сквозь громадные очки прямо в глаза, что было неловко не внимать ему и пришлось идти, куда он ведет. Всю середину мечети занимает скала. Имам свел нас по лесенке в пещеру, выдолбленную в этой скале. «Вот отсюда Магомет стал лететь на небо, вот отверстия не совсем пробитые, Магомет толкался головой туда, сюда, (имам стал прыгать вверх) не осилил, а вот тут пробил насквозь и улетел. Горе тоже захотелось полететь за Магометом. Она тоже поднялась на воздух и совсем было уже полетела, но Магомета послал Архангела Гавриила; тот толкнул ретивую скалу ногой, и она не улетела на небо, а только немного поднялась от земли и повисла в воздухе». Имам затопал ногой. Глухо отдался удар! Под скалой была пустота.
Вся гора Мориа действительно висит над пустотой, но не от того, конечно, что хотела улететь за Магометом на небо, а от того, что Соломон брал из этой же горы камень для постройки храма. Спустя несколько дней я был в этих каменоломнях Соломона. При свете свечей с час бродил я по бесконечным галлереям, источившим всю гору. Как дорога в тартар, мрачны эти подземные ходы, пещеры, провалы. Местами торчите обтесанная, но еще не отрезанная глыба камня, местами приходится пробираться согнувшись. Жутко от уходящего мрака между причудливыми выступами скал. Без проводника ходить нельзя: заблудишься и погибнешь, не найдя выхода. Может статься, что я случайно проходил и под мечетью Омара, и имам топал ногой, объясняя кому-нибудь, как гора хотела полететь за Магометом.
Впрочем, он сам не очень верил в то, что рассказывал, потому что о некоторых вещах после убежденной с наставительностью во взоре речи, он внезапно переходил из официального тона в конфиденциальный и в полголоса замечал: «это все басни, все это врут!».
Однако магометане твердо верят в чудесные события, связанные с скалой, находящейся в мечети, и скептицизм имама не смел касаться до этого священного предмета. Понизившимся, тихим голосом он передал нам о ней еще следующие чудные вещи. Авраам и Мельхиседек приносили свои жертвы именно тут, Исаак был также уготован в жертву на этой скале. Сохранились камни, служившие алтарями для молитвы Авраама, Давида и Соломона». Имам показал нам камни, величиной в аршин каждый в той же пещере, где молился Магомет и потом улетел на небо. «В плиту эту, — подвел нас имам к другой части скалы, — Магомет вбил девятнадцать золотых гвоздей. Когда будет вытащен последний гвоздь, пробьет час последнего страшного суда. И это чуть не случилось. Сатана соскучился ждать этого момента и тайком начал выдергивать гвозди; ему уже удалось вытащить целых шестнадцать, как его проделку проведал архангел Гавриил, застиг его на семнадцатом и вовремя прогнал сатану прочь. Вот тут отпечаток ноги Магомета, а вот сюда, в последний перед страшным судом час, прилетит Кааба из Мекки. Тогда на скалу воссядет Бог и будет судить мертвых». Сам Магомет высоко чтил это место и сказал, что «одна молитва на скале сей угоднее Богу тысячи других молитв в другом месте».
Во всяком случае, помимо интересных сказаний, необделанная скала в размеренном и разукрашенном здании производить впечатление сильное и оригинальное. Изменяет свой характер место, обделанное и закованное в искусственную броню. Ручеек теряет свою прелесть, лишь обрубят и оденут камнем берега его; утрачивается этим всякая связь с прошлым. Поэтому мысль оставить нетронутым достопамятное место, лишь прикрыв его зданием, нельзя не признать блестящею и желательною для увековечивания воспоминаний в других подобных же местах.
Удивительной резьбы решетка, сделанная во времена Крестовых походов, окружает скалу, предмет почитания стольких поколений, место святое и для Евреев и для христиан. Когда крестоносцы завладели Иерусалимом, они приняли мечеть скалы за настоящий иудейский храм. Был учрежден особый орден Храмовников (Тамплиеров), возникший благодаря этому заблуждению. След ноги на скале, приписываемый магометанами Магомету, они сочли за след ноги Христа. Несносный имам торопил нас и не давал времени полюбоваться удивительною отделкой мечети, чудною мозаикой стен, блестящими изящными колонками, куполом, изукрашенным пестрым орнаментом. Имам уверял, что скоро придут сюда молиться, и тащил нас в мечеть Ель-Акса.
Мечеть Ель-Акса переделана калифом Омаром из базилика Юстиниана, Замечателен в ней купол, расцвеченный и разрисованный волнистым орнаментом. Если долго смотреть в него, то начинает казаться, будто купол движется — оптический обман, производимый волнистыми линиями орнамента. Имам показал нам две колонны, стоящие так близко друг к другу, что между ними трудно пролезть. Однако это необходимо делать женщинам, желающим иметь детей. «Это все вздор», еще раз прибавил скептик-имам. Не так думали женщины. Некоторые, которым за их толстотою не удавалось пролезть между колоннами, лишали себя в порыве отчаяния жизни. Случаи подобные были нередки, почему и пришлось поставить между колоннами железный зубец, и тем прекратить это благочестивое упражнение.
По выходе из мечети Ель-Акса нам удалось наконец отделаться от докучливого имама. Провожавший нас солдат сунул меджидие в его руку, даяние всегда необходимое. Но имам с негодованием отверг это; кланяясь и прикладывая руку к сердцу, он уверил m-me Baudouy в своей готовности всегда быть полезным, в своем счастии услужить. «Какой почтенный старец», подумал я, когда тот удалился, «как непохож он на своих алчных собратьев». Но турецкий солдат знал свое дело: он догнал имама, лишь только тот отошел несколько подальше, сунул ему в руку меджидие и вернулся к нам. «Что же это?!» — спрашиваю я. M-me Baudouy рассмеялась. «Он знаком с моим мужем», сказала она. Прием утонченный!
В беглом очерке нет места для описания всего того, что находится на Haram-ech-Cherif, историческом месте, пред которым бледнеет Акрополь и Капитолий. Несказанная красота самого возвышения, вид окрест, воспоминания бесчисленные и разнообразные долго удерживали нас на мраморных, проросших травкой, плитах площадки горы Мориа. Не хотелось уходить с этого чудного места в грязные и тесные улицы Иерусалима. Как обидно, что доступ на эту самую красивую в мире площадь сопряжен с такими затруднениями.
#brighter_Israel
#brighter_Russia
#Westsight
